[БЕЗ_ЗВУКА] Но холоны нам нужны не только для того, чтобы как‐то делить мир на группы, что вот у нас тут три детальки вот таких, тут три детальки таких, вместе мы сделали какую‐то тут подсборочку, и вот мы получили те самые шесть миллионов деталей самолёта или чуть больше 10 миллионов деталей атомной станции, или всего навсего порядка 10 000 деталей какого‐то обычного автомобиля. Конечно, вот вы видите автомобиль, разобранный на детальки, и понятно, что вот так разбираться в 10000 деталей совершенно невозможно, мы не можем понять, что такое автомобиль, зачем он, что происходит, если мы собираем эти детали, и как, собственно, из вот этих деталей образуется тот автомобиль, который может куда‐то поехать, который может защитить от дождя, который может вместить четырёх пассажиров и даже затормозить на расстоянии 10 метров с какой‐то скоростью. Абсолютно невозможно объяснять мир, когда он устроен вот из таких вот деталей. Сущностно в системном подходе — это вот это деление на части и сборка целого из частей. Но каждый раз, когда мы из частей собираем какое‐то целое, мы получаем некоторое новое качество у этого целого, то, чего нет ни в одной детали. И собственно, системный подход — это не любая сборка частей в какое‐то целое, а та сборка частей в целое, которая даёт вот это новое качество, которое даёт, как мы говорим, эмерджентность, то есть что-то emerges, что‐то возникает новое. Как это проиллюстрировать? Ну например, возьмём что‐нибудь очень простое, возьмём часы механические. Они состоят из шестерёнок, они состоят из анкорного механизма, они состоят из стрелок, они состоят из корпуса, и когда мы их собираем все вместе, появляется то, чего нет ни у одной детали часов: появляется показ времени. У часов время есть а у стрелок, у анкора, у шестерёнок времени нет. Более того, если мы часы теперь поместим в состав дома как деталь, то дом начнёт показывать время. Вот это вот свойство того, что у нас появляется новое, если мы собираем набор взаимодействующих между собой частей, свойство эмерджентности — оно отличает системы от просто собрания каких‐то частей. Итак, всё со всем связано, и оно связано не просто так, мы знаем, что всё со всем связано — это, я б сказал, такой слоган системного подхода. Но оно связано так, что когда мы собираем какие‐то части вместе, получаем новое качество. Мы должны строго соблюдать, чтоб мы взяли минимальное количество частей, которое даёт это качество, то есть мы не говорили, что у нас дома показывают время, то есть это как бы сходится вот к пределу какому‐то, и мы получаем часы, которые впервые вот в таком наборе частей показывают время. Дальше воронка расходится, есть бесконечное число предметов, куда мы прилепливаем часы, они уже показывают время. Но мы считаем, что мы рассматриваем на каком‐то системном уровне, то есть уровне частей целого, да, на уровне сборки частей, мы показываем вот какой‐то уровень, на котором вот это свойство впервые появляется. И что из этого следует? Из этого следует, что мы обсуждаем каждый новый уровень по‐другому, нежели обсуждали все другие системные уровни, которые состоят из более мелких частей. Мы обсуждаем частицы не так, как атомы, мы обсуждаем атомы не так, как молекулы, мы обсуждаем шестерёнки не так, как сами часы, мы обсуждаем дома не так, как часы. И каждый раз, двигаясь по системным уровням, мы меняем рассмотрение. И когда системный подход появился, в нём вот это было самым главным, и именно это противопоставлялось другим подходам. Почему? Какие другие подходы? Прежде всего, подход редукционистский, который говорил, что если у нас там, внизу вот этих уровней иерархии есть, например, электрические, механические явления, механические, электрические свойства какие‐то, то мы до самого верха вот так вот и обсуждаем всё, как будто зависит от этих химических, электрических и механических свойств. А например, если мы берём человека, то мы говорим, что ну как же, там же есть биохимические реакции, и поэтому всё на уровне клеток определяется вот именно этими биохимическими реакциями. Это правда, но, конечно, не вся правда. Мы клетки не обсуждаем как наборы реакций. А если мы обсуждаем ткани, то мы продолжаем говорить, что там же электричество, опять же, на уровне тканей, на уровне органов там же, конечно же, те же самые процессы деления, то, что мы обсуждали, когда мы работали с клетками. И опять, это деление — это всё равно химические процессы. И так вот мы доводим вот это вот обсуждение до самого верха и говорим, что человек вот как сложное существо со всеми его свойствами... То, что человек, он имеет намерения, то, что человек хочет летать на Луну и летает на Луну — это сводится к тому, что там какие‐то механические, химические, квантово‐механические явления. Вот это и есть редукционистский подход. То, что мы любовь обсуждаем не как любовь, а как то, что ну там некоторое количество окситоцина, и это сплошная химия, она и определяет поведение человека, вот это вот есть неправильный подход. Мы не можем обсуждать Боинг и как он летает, сводя всё к тому, что у нас есть атомные силы, и они связывают атомы в молекулы. И вот смотрите, все эти молекулы, которых невероятное количество, вот они летят, и самолёт поэтому летает, потому что человеку удалось запустить в воздух молекулы. А эмерджентность позволяет нам собирать части, получать новое качество, собирать части с этими новыми качествами и далее обсуждать на самом верхнем уровне то, что определяет полёт самолёта, обсуждать крыло с его формой, вообще не обсуждая молекулы. Это крайне важно. И именно эмерджентность проявляется в системном подходе как основной критерий, отличающий системы от просто всего остального мира, от всех остальных подходов. Хотя, если вы посмотрите, то, как всегда, базисные понятия, они абсолютно не звучат, абсолютно не звучат вот каждый день, вот мы не говорим слово «эмерджентность», потому что ну это само собой разумеется, само собой разумеется, что если мы возьмём процессор, возьмём клавиатуру, возьмём экран, то мы получим компьютер, который может считать, на котором можно набирать тексты и который обладает свойствами, которых нет отдельно у экрана, нет отдельно у клавиатуры, нет отдельно у процессора. Это настолько естественно, что мы даже забываем что у этого есть своё название — эмерджентность, и поэтому слово «эмерджентность» мы сейчас сказали и довольно редко дальше будем упоминать его в нашем курсе.