[МУЗЫКА] [МУЗЫКА] Поговорим об антиутопическом творчестве Владимира Сорокина 2000-х годов. Раньше я уже говорил о том, что в 2000-е годы творчество Сорокина сильно меняется. Он работает в это время над двумя большими проектами. Сначала так называемая «Ледяная трилогия», которая очень сильно напоминает фэнтези. А потом уже над романом, который потом, как выяснилось, оказался тоже трилогией. Это роман «День опричника», сборник рассказов «Сахарный Кремль» и роман «Теллурия». Ну обо всем рассказать трудно, и я сосредоточусь в основном на первом из этих произведений: небольшом романе «День опричника», который, собственно говоря, имеет наилучшие шансы остаться в истории литературы. Это, наверно, одно из самых выразительных произведений Сорокина, хотя о нем трудно уже говорить как о новаторском, в отличие от раннего Сорокина. «День опричника» написан в 2006 году. И это так же, как и другие тексты, о которых мы говорили в этом разделе, это — предсказание будущего России на этот раз через 20 лет. Действие романа происходит в 2027 году. Вот той линией развития, которую продолжил Сорокин и гиперболизировал, в данном случае служит изоляция России. Это наметилось в какой-то мере уже в середине 2000-х, особенно резко обозначилось после конфликта с Грузией, когда Россия (на время, правда) оказалась в полнейшей международной изоляции. Любопытно, что второй сборник Сорокина, трилогия «Сахарный Кремль» вышел как раз в этот период. То есть Сорокин в какой-то мере предвосхитил развитие реальной политической ситуации. Ну а в романе «День опричника» речь идет об альтернативной истории России. Впрочем, то, что она альтернативная, понимаем только мы теперича, оглядываясь на прошлое. Сорокин рисует историю, при которой в России было три смуты. Первую называет «Красная смута». И под этим нужно понимать, конечно, большевистское правление. Вторая смута Белая. По всей видимости, 90-е годы. И дальше смута Серая, под которой понимается вот начало 2000-х годов. Дальше смутам приходит конец, смутному времени приходит конец, потому что воцаряется православный государь Николай Платонович, который объявляет, что у России свой путь. И отгораживается в буквальном смысле от остального мира. «Закон и порядок, – провозглашает император, – вот на чем стоит и стоять будет Святая Русь, возрожденная из Серого пепла, отгораживаться от чуждого извне, от бесовского изнутри». И Россия, действительно, отгораживается от внешнего мира в буквальном смысле. Потому что по всему гигантскому периметру границы строится Великая Русская стена подобная Великой Китайской стене. Правда, как мы потом узнаем из романа уже «Теллурия», эта стена не будет достроена, потому что слишком масштабный проект. Но вот, по крайней мере, с Европой эта стена возведена. И сквозь эту стену из России поступает нефть и газ, а из Европы — промышленные товары. То есть Сорокин как бы несколько гиперболизирует реальную ситуацию зависимости России от нефти и газа и от иностранного экспорта. Дальше эта идея изоляции углубляется, потому что предполагается, что граждане России больше за границу уже не попадают. Они добровольно сожгли свои загранпаспорта на Красной площади. И дальше в стране воцаряются уже вполне средневековые нравы. Московское государство, Московия, как вы знаете, в общем-то была страной людей невыездных, да? Попасть оттуда за рубеж было невозможно. Воцаряются очень многие нравы, которые напоминают именно эпоху Ивана Грозного. Это, прежде всего, опричнина, то есть личная гвардия государя, никому больше не подчиненная. Но одновременно здесь есть и советские черты, потому что наряду с опричниной работают несколько конкурирующих спецслужб, которые позволяют императору балансировать между разными силами внутри собственного аппарата. Опричники обладают огромной властью. Собственно говоря, они не ограничены законом. С одной стороны, они нужны для того, чтобы совершать репрессии. И роман начинается со сцены, когда опричник Комяга, главный герой, от имени которого идет повествование, принимает участие в разорении столбового дворянина. Разорение столбового дворянина производится средневековыми способами. То есть опричники штурмом берут его дом, убивают его самого и всю его семью. Ну в Средневековье, действительно, была коллективная ответственность. То есть отвечал не только один провинившийся, но отвечал весь его род и даже его слуги. Но, с другой стороны, за этим можно, конечно, увидить и сталинские чистки, сталинские репрессии. Во всяком случае, репрессии здесь происходят непрерывно, не прерываясь ни на один день. Однако опричники — это не только репрессивная сила. Они выполняют целый ряд других функций. Во-первых, в этой стране есть определенная экономика, говорит нам Сорокин. Экономика эта паразитарного типа. Кроме нефти и газа, которые поставляются на Запад, существует еще транзит. Всё производство давно перешло в Китай. И есть огромная магистраль, десятиполосная магистраль, которая проходит через территорию России, по которой товары направляются из России в Западную Европу. Естественно, что помимо государственных пошлин там берутся и прямые взятки. Вот один из эпизодов рисует командировку героя на границу с Китаем для того, чтобы договориться с китайскими бизнесменами о провозе партии товара. Одновременно в этом средневековом царстве всё продается и покупается. Так же, как в ельцинской, там скажем, России. Ну, например, сами по себе репрессии, хотя и происходят, но они могут всякий раз быть как бы аннигилированы, обращены вспять. Потому что каждое дело, которое затевают опричники, оно стоит определенных денег. То есть можно заплатить одну сумму, так сказать, за частное лицо, другую — за государственного служащего. И в результате это дело будет повернуто назад, будет прекращено. То есть мы видим уже по этим примерам, что Сорокин специально, сознательно совмещает в своем тексте приметы самых разных эпох Российской истории. И, действительно, если более внимательно вот с этой точки зрения посмотреть на текст «Дня опричника», то мы увидим очень многие вещи, узнаем просто какие-то вещи, которые принадлежат к разным эпохам. Ну вот что от Древней Руси помимо опричнины здесь сохраняется? Вся средневековая система наказаний. Не просто жестоких, а публичных. То есть, например в этой новой Москве секут на площадях, публично казнят и наказывают батогами, кнутом. Причем каждый раз на каждой площади отдельно секут за какую-то провинность. Здесь, кстати, Сорокин не упускает возможности свести счеты со своими литературными противниками. Там на одной из площадей секут исключительно писателей, литераторов. Кулачные бои, местничество, то есть одна из черт средневекового сознания — это кто выше кого сидит. Вот у опричников строгая иерархия. Наш Комяга сидит четвертым слева от главы опричнины, которого зовут, естественно, Батя. Место, которое он добыл многими трудами. Кремль побелен. А, кстати, Кремль именно в Средние века, при Дмитрии Донском, был белым. И на нем восстановлены золотые царские орлы. В сборнике «Сахарный Кремль» всем детям империи будут дарить специальные, из сахара сделанные на праздник вот такие угощения в виде Кремля. Отсюда название «Сахарный Кремль». С другой стороны, есть приметы советской эпохи. Это не только репрессии. Это, скажем, Краснознаменный хор. Вот концерт такого хора отсматривает опричник. Органы должны еще наблюдать и давать санкцию цензурную на произведения искусства. Писательская палата, которую изображает здесь карикатурно Сорокин, — это, безусловно, Союз советских писателей (ну отчасти и постсоветский). И так далее. Ну, кроме того, поскольку речь идет о будущем, поскольку перед нами все-таки фантазия о будущем, здесь возникают и какие-то технологические придумки. Сорокин тоже идет по пути аппроксимации, то есть он берет какие-то нынешние или тогда существовавшие, тогда возникавшие гаджеты и изобретения и доводит их до предела. Ну, например, в то время становилось ясно, что компьютерные мониторы будут становиться всё тоньше и тоньше. Сорокин истончает их окончательно. Вместо компьютерного монитора у него возникает голограмма, которая висит просто в воздухе. Или умная, как он говорит, компьютерная ткань, которую можно сжимать, мять, как пластилин по своему выбору. Роботы, конечно, которые обслуживают всё это, и так далее. Но самое любопытное здесь, пожалуй, — словотворчество, которым с удовольствием занимается Сорокин. Потому что в изолированном обществе должен возникнуть и свой особый язык: пуристический язык. Пуризм — это направление, которое борется с иностранными заимствованиями. Такие, кстати сказать, тенденции были и в середине 2000-х, периодически они возникают и в наше время. Вот тогда возникают такие названия, как «пузырь вестевой» вместо «телевизор», западного слова. «Менялы» вместо «финансисты». Ученых там называют «мозгляками», врачей, естественно, — «лекарями». Ну а мерседесы, на которых разъезжают опричники, получают, естественно, название «мерин». Мерседесы эти красного цвета, и на капоте укреплена собачья голова и метла, как у настоящих опричников Ивана Грозного. Значит, фантазия Сорокина безгранична. Она не вместилась в этот роман и вышла, как я сказал, еще в следующий сборник. А вот в романе «Теллурия» это государство распадается, и перед нами возникает эклектическое собрание самых разных государств от средневековых царств до современных каких-то демократий.
