[МУЗЫКА] [МУЗЫКА] Поговорим теперь о романном творчестве Михаила Шишкина, которое, собственно, и принесло ему славу, и особо остановимся на главном, наверное, его романе — романе "Взятие Измаила". Первым романом Шишкина, который был опубликован еще в начале 90-х годов, был роман, который назывался "Всех ожидает одна ночь". Это цитата из Горация, переведенная на русский. И вот этот первый роман был достаточно традиционным. Он тоже по-своему интересен. Это высокая, безусловно, литература, но читать его было гораздо легче, чем все последующие сочинения. Потому что здесь был герой обыкновенный средний человек, как это часто бывало в русской классике. Роман как бы исторический, но не совсем, потому что герой живет в эпоху первой трети 19 века. Это обыкновенный средний дворянин по фамилии Ларионов, который ничем не выдается, не обладает никакими особыми талантами. Он не аристократ, не богач, он проживает обыкновенную серую жизнь. То есть Шишкину, наверное, хотелось восстановить историю в той мере, в какой еще вообще возможно восстановить, потому что в основном мы имеем дело с великими историческими деятелями, с крупными событиями. И даже в русской литературе 19 века, которая говорила много о "маленьком человеке", все-таки были часто исключительные события. Вот здесь такая... Интеллигент-либерал, офицер, который потом уходит в отставку, служит мелким чиновником, не герой, но одно из главных сюжетных событий, которые происходят ближе к концу — он предает одного своего приятеля-декабриста или человека, близкого к декабристским кругам и мучается муками совести. Человек, проживший бессмысленную серую долгую жизнь, в котором, собственно, не дается никакого вывода. Вот это, скорее, такая попытка реконструкции того, что было в действительности, а не того, что представляет литература. Однако, второй роман Шишкина и главное его произведение разительно отличается от этой поэтики: здесь все иначе. Во-первых, здесь Шишкин отказывается от скрепляющей сюжетной линии, от единого стержня, на который все нанизывается, и нарушает даже те законы, которые соблюдал Саша Соколов. Как вы помните, в романе "Школа для дураков" герой размыт предельно: он там и мальчик, и взрослый, он шизофреник, у него раздвоенное сознание, которое не может сосредоточиться, самоидентифицироваться каким-то образом, но все-таки там есть единство героя, то есть в романе есть герой. Никогда и нигде в литературе, в общем-то, не бывает так, что главного героя забывают на середине или убивают — в массовой литературе. А вот у Шишкина это есть. Он совершенно свободно начинает рассказ об одном человеке, потом оставляет его на полпути, переходит к другому, забывает его, а в конце просто перескакивает через эпохи и даже как бы устоявшуюся уже поэтику своего романа, и начинает вдруг, ни с того, ни с сего, автобиографическое повествование — рассказ о самом себе. Причем даже деление романа на главы совершенно необычно. Есть огромная, занимающая 9/10 глава, которая называется "Девятая лекция" почему-то. И есть тот маленький фрагмент в конце. Вот эта необычность поэтики. Во-вторых, здесь, вслед за Соколовым наблюдается мифологизация трансформации персонажей. Ну, мы помним, о чем мы говорили в связи с Соколовым. Каждый герой его многолик и текуч. Вот учитель географии, Павел Петрович в "Школе для дураков" — это одновременно Леонардо да Винчи, одновременно академик Акатов, это одновременно апостол Павел, и так далее, и так далее. Почтальон деревенский — это некий мифологический герой, насылающий ветер. Вот с чего начинается роман Шишкина. Пересказать его невозможно, но я могу пересказать небольшой эпизод в начале. Роман начинается с того, что перед нами полная тьма — как бы первозданная тьма и мы не знаем, где мы находимся, где происходит действие и когда это происходит. И вдруг некий бог, которого зовут Велес (а Велес это один из богов дохристианского, языческого пантеона славянского), рождает время. Рождает его, сказав: "Сейчас, наверное, около семи". Что это значит, мы еще не знаем. Оказывается дальше, что он не один. В этой тьме присутствует другой бог, бог Перун. Ну, то есть по древнеславянскому пантеону верховный бог. Этот бог отделяет свет от тьмы, сказав: "Еще немного и будет светать". То есть мы понимаем уже двуплановость происходящего: беседуют боги, а с другой стороны происходит самый обыкновенный бытовой разговор. Дальше кто-то из богов порождает свет, чиркнув спичкой. Мы уже понимаем, что все-таки это метафора, и мы оказываемся в купе поезда, который куда-то едет и дальше из разговора мы понимаем, что боги — Велес и Перун — это адвокат и прокурор, которые едут на суд. Выездная сессия окружного суда в городе Белебей, в некоем заштатном городке, где нет своего суда. И дальше разворачивается судебное заседание — мы не знаем, когда это происходит, но по некоторым приметам это 19 век — где судят крестьянку, очень темную женщину, за убийство матери, за то, что она оставила мать без помощи на морозе, довела ее до смерти. И женщину, которую судят, автор называет Мокошь, а это единственный женский персонаж славянского пантеона. То есть вот этот соколовский принцип перетекания героев в разные ипостаси, в том числе мифологические ипостаси, здесь сразу выходит на первый план. И одновременно у Соколова этот же прием выполняет другую функцию: уравнивается высокое и низкое, мифология и повседневность. Герои произносят судебные речи, но эти речи не похожи на те речи, которые обычно произносят в суде. Они исполнены некой античной риторики, они прибегают к таким средствам, к которым никогда адвокат или прокурор не обратятся. Но за этим красивым текстом, который они произносят, как и в рассказе "Урок каллиграфии" просматривается все та же череда бессмысленных преступлений. И чтобы подтвердить это, Шишкин переходит как бы в другое пространство и время. Он рассказывает, переходит как бы повествование к еще одному судебному деятелю, который рассказывает о преступлениях почти так же, как в "Уроке каллиграфии", потом слово берет еще один персонаж, другой, третий. И нет конца этому многоликому монологу. Конечно, напрашивается сравнение с поэтикой Соколова. Но понятно и различие. У Соколова вот этой темы нет — темы дикости, невежества, холопства, бесчеловечности, хамства, которые подтверждаются без конца в каждом эпизоде, который приводит нам Шишкин. У Шишкина такая трансформация героя работает именно на эту тему. То есть он говорит о том, что все периоды русской истории стоят один другого. Не надо так, как это делала Татьяна Толстая, противопоставлять дореволюционную культуру, культуру прежних советской или постсоветской. Все на самом деле одним миром мазаны, "всех ожидает одна ночь", как сказано в первом романе. И чтобы уж окончательно в этом убедиться, для этого, наверное, и дается финальный эпизод из жизни самого Шишкина — сцены из московской жизни 90-х годов. Изменить же ничего нельзя. Хотя каждая жизнь человеческая подвержена множеству случайностей, но в конечном итоге и итог ее предопределен, и предопределены те границы, за которые человек никогда не может выйти. Единственное, что возможно, это рассказать так, что у читателя захватит дух и тем самым преодолеть, как мы уже говорили, этику эстетикой, преступное — прекрасным. В сущности, примерно так же написан и следующий роман Михаила Шишкина, это роман "Венерин волос". Хотя там появляется другая тема, автобиографическая отчасти. Герой этого романа, по крайней мере один из героев, появляющийся в начале, работает (это было в биографии самого Шишкина) переводчиков в швейцарском ведомстве по делам эмиграции. Ну, Швейцария это рай на Земле, и сам Шишкин это подчеркивает. "Министерство обороны рая. Толмач" — так он называет свою профессию. Переводить ему приходится русских беженцев или беженцев из Чечни, которые рассказывают самые невероятные истории о преступлениях унижениях и прочем, о том, что они претерпели на родине. И вот здесь возникает ощущение, еще одна постмодернистская тема: ни переводчик, ни чиновник, который решает судьбу этих людей ,и в сущности сами эти люди не могут уже отделить вымысел от правды. То есть они не знают, где кончается ложь, которая придумана для того, чтобы получить убежище в Швейцарии, а где настоящая жестокость жизни. Вот эта граница стирается между вымыслом и реальностью, то есть одна из последних границ, которые в сущности, существуют в литературе. Буквально два слова о последнем романе Шишкина "Письмовник". Этот роман необычный. Во-первых, Шишкин обращается к форме, которая очень редко попадается в русской литературе — это форма романа в письмах, архаическая, присущая еще литературе 18-19 веков, но в нем оказывается что-то очень странное, потому что письма, которые пишут друг другу герои — юноша и девушка, юноша, ушедший на войну, и это по всей видимости одна из войн в Китае в самом конце 19 начале 20 века, в конце оказывается, что они на самом деле живут в разных эпохах. Вот еще одно смешение времен. Итак, мы видели основные черты поэтики Шишкина, и готовы, наверное, теперь читать его сложные тексты.
