[МУЗЫКА] [МУЗЫКА] [МУЗЫКА] Здравствуйте. Меня зовут Наталья Анатольевна Слюсарь. Я — доктор филологических наук, доцент СПбГУ. В предыдущем модуле мы рассказали о методах, которые используются в нейролингвистических исследованиях. А сейчас мы покажем, как можно применить эти методы на примере серии экспериментов, которые мы провели с коллегами. Эти эксперименты посвящены исследованию ментального лексикона. Ментальный лексикон, можно сказать, что это гигантский словарь, который в виде сети хранится у нас в голове. Там есть информация о значении слов, о том, как они пишутся, о том, как они произносятся. И когда мы говорим, когда мы пишем, когда мы читаем и слышим какие-то тексты, мы находим нужные слова в ментальном лексиконе. Одна из важных проблем, связанных с ментальным лексиконом, касается форм слов. Например, когда нам надо сказать какую-то фразу. У нас есть пример на слайде: I entered the room and saw her. Нам нужно подобрать нужные формы глаголов to enter — войти и to see — увидеть. Мы делаем это очень быстро и эффективно, буквально за доли секунды и практически не ошибаемся. Для носителя русского языка тоже стоит проблема, как образовать нужные формы от глагола «войти» и «увидеть». При понимании мы сталкиваемся с зеркальной проблемой. Мы слышим формы entered (вошел), saw (увидел) и должны найти, к каким глаголам они относятся. И здесь есть различные подходы, то есть какие-то авторы считают, что словоформы хранятся в ментальном лексиконе целиком, другие авторы считают, что мы пользуемся правилами, то есть используем правило, берем корень, прибавляем к нему какой-то суффикс при порождении. Или, наоборот, когда мы понимаем речь, мы отсекаем этот суффикс, находим корень и так доходим до нужного слова. И, соответственно, встает вопрос о том, что если у нас существует обе опции, оба варианта, каким образом, от каких факторов зависит, какой вариант будет выбран. Прежде чем мы двинемся дальше и посмотрим на разные теории, надо ввести несколько терминов. Во-первых, надо сказать, что когда мы говорим о словоформах, у которых есть какие-то окончания, какие-то суффиксы, это называется словоизменительной или инфлекционной морфологией. Она противопоставляется деривационной морфологии, которая изучает не как образуются формы слов, а как образуются новые слова. В литературе представлены два подхода к тому, как в ментальном лексиконе хранятся формы слов. Они называются двусистемным и односистемным подходом. Согласно двусистемному подходу, существует принципиальная разница между правильными, или регулярными, формами и неправильными, или нерегулярными. Соответственно изначально этот подход был разработан на материале английского языка, поэтому мы тоже на слайдах посмотрим на английские примеры. Согласно двусистемному подходу, такие глаголы, как, скажем, work, worked (работать, работал) или claim, claimed (заявить, заявлял), они образуются по правилам. Соответственно каждый раз, когда нам нужная соответствующая форма, когда мы говорим или пишем, мы берем основу и прибавляем к ней суффикс -ed, получаем форму прошедшего времени. И каждый раз, когда мы встречаемся с такой формой при понимании речи, мы тоже раскладываем ее на основу и аффикс. Если мы обратимся к нерегулярным, неправильным глаголам, то, согласно двусистемному подходу, все их формы хранятся в памяти целиком. И, соответственно, мы целиком их достаем оттуда, когда они нужны нам при порождении речи, и при понимании речи мы тоже находим эту форму целиком и так доходим до нужного глагола. Согласно односистемному подходу, никакой разницы между регулярными и нерегулярными глаголами не существует. То есть все формы хранятся, обрабатываются в рамках одной системы с опорой на одни и те же механизмы. Конечно, если мы посмотрим, сколько регулярных и нерегулярных глаголов представлено в ментальном лексиконе, первых окажется намного больше. И если нам попадется, например, какое-то новое слово, то согласно односистемному подходу мы будем с ним работать по аналогии. И так как регулярных глаголов в ментальном лексиконе намного больше, этот класс намного частотней, то, скорее всего, мы будем работать с новым словом так, как мы работаем с глаголами регулярного класса. Но никакой принципиальной разницы в хранении этих форм не существует. Здесь надо отметить, что сама эта тема, касающаяся того, существуют или не существуют в нашей когнитивной архитектуре символические правила, она релевантна не только для лингвистики, но и вообще для всех когнитивных наук в целом. Поэтому решая этот вопрос для лингвистики, мы получаем информацию, которая интересна и важна не только для нас, но и для многих других ученых. Как тестировали гипотезы, связанные с односистемным и двусистемным подходом? В первую очередь надо сказать, что началось все это с английского языка, но затем в поведенческих экспериментах, где не проводилось каких-то замеров того, как информация обрабатывается в мозгу, были задействованы данные очень большого количества разнообразных языков. Например, взрослым — носителям языка, детям, которые еще только осваивают родной язык, людям, которые изучают какой-то язык как иностранный, предлагалось образовать формы от разных глаголов, реальных глаголов данного языка, а также квазиглаголов, то есть искусственных слов, не существующих, которые были созданы по образцу реальных существующих слов. И дальше исследователи смотрели, сколько будет ошибок с реальными словами, и каким образом человек будет работать со словами несуществующими, на какие аналогии он будет опираться, какие правила он будет использовать. Были эксперименты и на понимание форм. То есть в этих экспериментах исследователи смотрели, с какой скоростью будут восприниматься формы разных глаголов, зависит ли это каким-то образом от того, регулярный это класс или нерегулярный. Также привлекались данные клинической лингвистики. А именно, исследователи смотрели на то, будет ли какая-то разница между регулярными и нерегулярными формами в тех случаях, когда у человека возникают различные расстройства речи, например, в связи с афазиями, с болезнью Альцгеймера и так далее. Что получилось из этих исследований? На самом деле, к сожалению, однозначно ответить на вопрос о том, какой подход правильный — двусистемный или односистемный, на основании этих данных не удалось. С чем это было связано? Получилось, что между регулярными и нерегулярными формами есть определенные различия, но если эти различия находятся, они не указывают нам однозначно на то, что правильный двусистемный подход. Как мы уже говорили, глаголы регулярного класса намного-намного частотней. Они чаще встречаются и в английском языке и в других языках. Тоже соответствующие регулярные классы намного частотнее. Поэтому сторонники односистемного подхода, когда были найдены какие-то различия, они говорили о том, что, возможно, эти различия связаны не с принципиальной разницей между регулярными и нерегулярными формами, а просто с тем, что один класс глаголов намного частотнее, чем другой. Поэтому на самом деле для нас становятся очень важны данные нейрофизиологических исследований. Потому что если мы сможем показать, что одна группа глаголов и другая группа глаголов в мозгу обрабатываются при помощи различных механизмов, вот это уже будет вполне определенное доказательство того, что правы сторонники двусистемного подхода. Или, наоборот, если мы таких различий не найдем, то это будет уже довольно однозначно нам указывать на правоту сторонников односистемного подхода. И такие нейрофизиологические исследования, связанные с двусистемным и односистемным подходом, уже проводились. Но есть одно «но»: они проводились только на материале, практически только на материале английского и немецкого языков. И сейчас мы посмотрим, почему это проблематично. В английском языке очень бедная словоизменительная морфология. У английского глагола есть всего пять форм с аффиксами. На слайде приведен пример с глаголом go (идти): у него есть форма go, goes, going, went и gone. У большинства других глаголов две формы — форма прошедшего времени и пассивное причастие — совпадают. То есть по сути у них есть всего четыре различных формы. Это очень-очень мало. И если говорить о глагольных классах, в которые можно объединить английские глаголы, то класса тоже всего лишь два: регулярные глаголы и глаголы нерегулярные, правильные и неправильные. Во многих других языках система глагольного словоизменения намного сложнее, и одним из таких языков является русский язык. В русском языке система словоизменения глаголов настолько сложная, что разные исследователи даже не могут толком согласиться, как мы должны ее описывать, сколько именно классов нам нужно для того, чтобы эту систему описать. Можно сказать, что в любом подходе у нас получается как минимум десять классов. с разными подклассами. Ну, какого рода информация у нас содержится в глагольном классе, когда мы выделяем разные классы? Ну, например, вот в русском языке есть такой глагол как «читать». От него будут образовываться формы: читаю, читаешь и так далее. Если мы возьмем другой глагол на -ать, скажем, «писать», от него формы будут образовываться уже по-другому: пишу, пишешь, пишет и так далее. Возьмем еще один глагол на -ать — глагол «спать», будет третий способ образования форм, например: сплю, спишь, спит и так далее. Вот все такие разные способы образования форм у нас объединяются в разные словоизменительные классы. И в русском языке таких классов очень много. Кроме того, у любого русского глагола довольно много словоформ. Ну, если мы даже не будем считать деепричастие и причастие, — а форм причастий очень много, потому что причастия изменяются по падежам, по родам, по числам, — то у нас уже получится 13 форм, даже если не считать причастия и деепричастия. То есть, опять же, мы видим, что эта система намного богаче, чем то, что мы наблюдаем в английском языке. И поэтому получается, что на материале этой системы мы можем сравнить, протестировать различные факторы, которые нам даже и не снились, когда мы работаем с английским языком. Очень многие вещи можно развести, можно сбалансировать различные факторы, можно их изучать по отдельности и так далее. И поэтому мы решили провести исследование, протестировать двусистемный и односистемный подход на материале русского языка. И для этого — это междисциплинарное исследование, — то есть для такого исследования нужны лингвисты, которые поставят лингвистическую проблему, которые смогут подобрать материал, которые смогут проинтерпретировать результаты с точки зрения лингвистической науки; а кроме того, конечно, для такого исследования нужны нейрофизиологи, которые смогут сделать дизайн этого исследования, провести исследование, обработать данные и понять, что эти данные обозначают с точки зрения нейробиологии. Итак, рассмотрим систему русских глагольных классов. Как мы говорили, есть разные подходы к делению глаголов на классы, и мы будем пользоваться тем, который был предложен знаменитым лингвистом и литературоведом Романом Якобсоном, просто потому что в этом подходе у классов довольно наглядные названия. Какие ключевые характеристики глагольных классов есть? Во-первых, это частотность класса, по-английски это называется type frequency, просто сколько глаголов в данном классе есть в языке. Вот, на слайдах у нас есть АЙ-класс, И-класс — вот это два самых частотных класса. В АЙ-классе больше всего глаголов; если мы возьмем грамматический словарь русского языка, там будет больше 11 тысяч глаголов, в И-классе — больше семи тысяч глаголов. Вторая важная характеристика глагольных классов, которая нам важна, — это продуктивность. А именно, появляются ли в языке новые глаголы такого же типа? В АЙ-классе он — продуктивный, там появляются новые глаголы. Ну, например, появились компьютеры, появились многие слова, связанные с компьютерами, и появилось, например, слово «кликать»: «Кликни на эту картинку». Этот глагол ведет себя так же, как глагол «читать — читаю». В И-классе тоже появляются новые глаголы, он тоже продуктивный, например, это глаголы типа «пылесосить — пылесошу». А есть непродуктивные классы. То есть таких глаголов, как «писать — пишу», таких как «спать — сплю», в русском языке больше не появляется. Третья важная для нас характеристика — это дефолтность так называемая глагольного класса. Если две первые характеристики не зависят от теории, то есть мы можем просто посмотреть, сколько глаголов, появляются ли новые глаголы, то вот дефолтность — это такая характеристика, которую постулируют только сторонники двусистемного подхода. Они полагают, что в языке есть какой-то один класс — не обязательно единственный продуктивный, который имеет некий особый статус в системе. А именно, это правило, оно, так сказать, более важное, чем все остальные паттерны, которые есть в данном языке. Каким образом мы можем проверить, какой класс является в данном языке дефолтным? Ну, например, в экспериментах, когда людям дают новые слова и они должны образовывать от них формы, мы видим, что, может быть, какая-то схема образования форм, она используется значимо чаще, чем все остальные. Вот, в русском языке в предыдущих поведенческих исследованиях это было обнаружено для глаголов АЙ-класса. Поэтому мы считаем этот класс дефолтным, согласно двусистемной модели, самым частотным и продуктивным. И-класс, который у нас также есть на слайде, он тоже очень частотный, но менее частотный, чем АЙ, тоже продуктивный, но не дефолтный. И дальше у нас есть классы: менее частотные, другие продуктивные, другие менее частотные непродуктивные. И наконец, в русском языке есть совсем маленькие глагольные классы, самые редкие, непродуктивные; и вот такие глаголы мы в данном исследовании будем называть нерегулярными. Это такие глаголы, как например: класть — кладу, мести — мету, спать — сплю и так далее. Итак, как я уже говорила, предыдущие исследования нейрофизиологические, в которых тестировался двусистемный и односистемный подход, они проводились исключительно практически на материале английского и немецкого языка. Что же в этих исследованиях получилось? Практически во всех исследованиях было обнаружено, что для нерегулярных глаголов в определенном наборе областей мозга выше уровень активации. Однако какие проблемы были связаны с этими результатами? Во-первых, список этих областей, он отличался от одного исследования к другому. Также отличались объяснения, которые предлагали авторы для своих результатов. Кроме того, получалось, что на материале английского языка невозможно сбалансировать многие факторы, которые могут оказать влияние на эти исследования. И в целом, можно сказать, что практически все авторы интерпретировали свои результаты в пользу двусистемного подхода. Но, учитывая эти проблемы, нам показалось важным обратиться к материалу русского языка, где эти факторы можно проконтролировать и сбалансировать. Первым этапом нашего исследования стала подготовка материала. Это очень важный и очень трудоемкий этап. Для нашего эксперимента мы отобрали, во-первых, 35 глаголов АЙ-класса, самого частотного, дефолтного, продуктивного, такие глаголы как: читать — читаю. Кроме того, мы создали 35 квазиглаголов — глаголов, которых нет в русском языке, искусственных слов, которые по своим свойствам были похожи на глаголы АЙ-класса, ну, например, такие слова как «китать». От них тоже люди должны были образовать формы. Затем мы отобрали 35 нерегулярных глаголов из самых редких непродуктивных классов. Ну, например, такие глаголы как: класть — кладу, спать — сплю и так далее. И на основании этих глаголов мы создали также 35 квазиглаголов, таких как, например, «нрасть», от которых в рамках исследования участники также должны были образовать формы. Почему мы взяли две такие группы? Мы рассуждали следующим образом: это, можно сказать, два полюса системы русского глагольного словоизменения, то есть самый частотный, продуктивный, дефолтный класс и самые редкие, непродуктивные, не дефолтные глаголы. Мы решили, что если между этими двумя группами будут обнаружены какие-то интересные различия, мы будем продолжать свои исследования дальше. Если же мы покажем, что и между этими группами нет никаких различий, которые связаны потенциально с регулярностью, можно будет с уверенностью утверждать, что и между другими русскими глагольными классами таких различий нам обнаружить не удастся. Кроме того, мы также отобрали некоторое количество существительных — 70 штук и создали на их основании также 70 квазисуществительных. И в рамках нашего эксперимента участники видели на экране глаголы в форме неопределенного времени, в форме инфинитива, например, «читать» или «класть», видели существительные в форме именительного падежа единственного числа и должны были от глаголов образовать форму первого лица единственного числа, например, читаю, кладу. И от существительных должны были образовать форму множественного числа, например, если было существительное «котел», то форму «котлы». Существительные были отобраны просто для того, чтобы задание было по возможности более разнообразным, и участники нашего эксперимента меньше думали о том, что нас на самом деле интересует то, именно как они образуют формы от глаголов. [БЕЗ_ЗВУКА]
