В этом разделе мы немного поговорим о том, что же могут дать друг другу лингвисты и врачи-физиологи. Из предыдущего раздела мы уже узнали, насколько тесно они сотрудничают между собой, как идеи одних помогают развивать идеи других. По физиологии и нейропсихологии накоплен огромный материал, который используют логопеды в своей работе с пациентами. Я не стала подробно останавливаться на клинической картине каждой из форм афазии. Вы можете подробно узнать о ней и познакомиться с системой восстановительных упражнений при той или иной форме в учебниках, учебных пособиях и статьях последователей Александра Романовича Лурия. Прежде всего, я имею в виду работы Татьяны Борисовны Глезерман, Елены Николаевны Винарской, Любовь Семеновны Цветковой, Евгении Давыдовны Хомской и ныне здравствующих ведущих специалистов в области афазиологии Татьяны Васильевны Ахутиной, Татьяны Григорьевны Визель, Марии Григорьевны Храковской. Итак, лингвисты могут помочь врачам и пациентам при восстановлении речи при афазии, а также лингвисты, нейролингвисты могут помочь при проведении операций на открытом мозге. Так в последнее время нейрохирурги все чаще прибегают к так называемой awake-хирургии. Это когда операция выполняется при нахождении пациента в ясном сознании. Традиционно используемый нейрофизиологический мониторинг в отдельных случаях мало пригоден, так как он не позволяет контролировать речевые функции пациента. И во время операции лингвист может с помощью различных речевых тестов постоянно контролировать речь больного. Такая совместная работа врачей и лингвистов позволяет интраоперационно картировать кору головного мозга и способствует максимальному сохранению речевой функции человека, например, при удалении патологического очага (опухоли мозга). Давайте теперь посмотрим, что же врачи могут дать лингвистам. Во-первых, это тот стимульный материал, те данные, которые можно использовать при изучении речевой деятельности и при моделировании языковых процессов в целом. И данные афазии относятся к тому отрицательному языковому материалу (термин, который ввел Лев Владимирович Щерба), без изучения которого трудно понять, что же происходит в норме, трудно выявить общие закономерности речепроизводства и речевосприятия. По мнению выдающегося русского ученого-физиолога Ивана Петровича Павлова, патологическое часто открывает нам, разлагая и упрощая, то, что заслонено от нас, слитое и усложненное, в физиологической норме. Известный российский, чешско-американский лингвист, один из крупнейших лингвистов XX века Роман Якобсон тоже пользовался данными афазеологов. Он создал свою лингвистическую классификацию афазий. Его взгляды очень тесно перекликаются с идеями Александра Романовича Лурии. Якобсон говорит о том, что в языке существует два основных типа связей: внутренние связи (сходства) — способность человека к селекции и внешние связи (смежности) — способность к комбинации. При нарушении первых (селекции), в речи появляется большое количество парафазий, утрачивается способность к называнию предмета на картинке, лучше всего сохраняются наиболее абстрактные слова, а также чисто аналитические единицы, такие как союзы, предлоги, местоимения, артикли. К таким видам нарушений Якобсон относит сенсорную, амнестическую и семантическую афазии. При нарушении внешних отношений (смежности) наблюдается иная картина: утрачивается способность образовывать предложения, прежде всего, опускаются связки, что приводит к телеграфному стилю, дезинтегрирует контекст. Этому типу нарушений соответствует эфферентная моторная и афферентная моторная афазии, а также динамическая форма афазии. Якобсон вводит термины "кодирование" и "декодирование". Кодирования в речи соотносятся с передними формами афазии, а декодирования — с задними формами. Но Якобсон пошел еще дальше. Он делает очень смелое предположение и выдвигает гипотезу, которую планируется проверить, в том числе и с помощью данных афазий. Несколько слов об этой гипотезе. Фриц Мюллер, немецкий зоолог, и Эрнст Геккель, немецкий естествоиспытатель, еще в 1866 году сформулировали так называемый биогенетический закон, согласно которому онтогенез рассматривается как сжатое, сокращенное повторение процесса филогенеза или же антропогенеза. Применительно к речи эта идея трансформировалась следующим образом. Первое: развитие речи в онтогенезе напоминает развитие речи в антропогенезе. Второе: при нарушении речи, именуемом афазией, процесс распада речи зеркален процессу усвоения речи. Что касается первого положения, то оно фактически остается интересной гипотезой, имеющей мало доказательств, и проверить ее мы вряд ли сможем. А что касается второго положения, то оно тестировалось много раз и получило несколько и подтверждений, и опровержений. Мы в наших исследованиях в Лаборатории когнитивных исследований СПбГУ тоже пытаемся использовать эту гипотезу, изучать как детскую речь, так и речь пациентов с афазией, изучать мозг развивающийся и мозг компенсирующий, сопоставлять эти данные. Часть результатов представлена в наших совместных статьях с Кирой Гор, Татьяной Свистуновой и в монографии Татьяны Владимировны Черниговской, которая называется "Чеширская улыбка кота Шредингера". Еще об одной модели, построенной на базе данных, полученных в афазиологии. Это модель порождения речи Алексея Алексеевича Леонтьева и Татьяны Васильевны Ахутиной. Она тоже строится на разделении двух классов речевых операции: синтагматических и парадигматических. В их модели используется парный принцип работы этих двух систем. Опираясь на идеи Выготского о движении мысли к слову и данные афазии, Татьяна Васильевна предлагает выделять четыре уровня порождения высказывания. Сначала это внутренняя смысловая программа, внутреннее программирование высказывания. Следующий уровень — построение семантической структуры предложения. Потом идет выстраивание лексико-грамматической структуры, потом моторное программирование и, наконец, выход в речь. И каждая из этих операций, выполняемых на этом пути, может быть соотнесена с той или иной формой афазии. Так, выбор артикулем соответствует афферентной моторной афазии. Вернее, не соответствует, а нарушается при данной форме афазии. При эфферентной моторной афазии нарушается моторное или кинетическое программирование. Выбор слов по форме нарушен при сенсорной афазии, а выбор языковых значений — при семантической и так далее. Подробный анализ того, как это происходит, вы найдете в монографии Татьяны Васильевны Ахутиной, которая называется "Порождение речи. Нейролингвистический анализ синтаксиса". В ней же, в этой монографии, представлено подробное описание моделей порождения речи, принятых в зарубежной психолингвистике. Некоторые из них тоже используют данные афазиологии. И наконец, я не могу не сказать хотя бы несколько слов о совсем другой модели порождения и восприятия речи. Строится она совсем по другому принципу. Это не деление на передние и задние зоны левого полушария и не изучение только левого полушария головного мозга, это сравнение принципов действия левого и правого полушарий. Это модель Вадима Львовича Деглина и Татьяны Владимировны Черниговской, отчасти и мои исследования. Модель построена на нейролингвистическом материале. Анализировалось выполнение больными тестов на классификацию активных и пассивных предложений с прямым и обратным порядком слов и их соотнесение с картинкой, также изучались особенности порождения текста в аспекте функциональной асимметрии мозга. Данные, полученные от больных с афазией, тоже привлекались в рамках проведения этих исследований. Результаты позволили нам прийти к следующим предположениям о специализации полушарий. Правое полушарие формирует глубинные уровни речепорождения. Именно в правом полушарии находится уровень мотива и глубинный семантический уровень. Именно здесь происходит глобальное выделение темы и ремы. Это уровень индивидуальных смыслов, уровень начала внутренней речи. Далее следует уровень пропозиционирования, выделения деятеля и объекта, этап перевода индивидуальных смыслов в общепринятые понятия. Потом идет глубинно-синтаксический уровень, формирующий конкретные языковые синтаксические структуры и так далее до выхода в речь. Правое полушарие отвечает за цельность текста, левое полушарие — за семантическую и синтаксическую связанность элементов в тексте. Вопрос о том, где проходит граница между правополушарными и левополушарными механизмами, остается открытым. В последние годы в нейронауке случился концептуальный скачок в понимании работы мозга. Сейчас мнение нейролингвистов постепенно смещается в сторону представления о том, что функциональная единица — это не та или иная зона в мозгу, а нейрон. То есть акценты исследований смещаются с изучения условно выделяемой мозговой области, будь-то левый мозг или правый мозг, передний или задний, на отдельные нейроны или, как сейчас принято говорить, ансамбль нейронов. И нейролингвистика — одна из тех наук, которая принимает в этих исследованиях самое непосредственное участие.
