[МУЗЫКА] [МУЗЫКА] Принцип простоты предполагает, что природа ничего не делает понапрасну, что природа тоньше всех наших рассуждений о ней, отсюда следует, что природа не создаёт ничего лишнего — тем более не создаёт специально ничего такого, чтобы оно мешало нормальному ходу природного процесса. Иначе говоря, принцип простоты запрещает трактовать что-либо существующее как эпифеномен, т.е. как процесс, который сам по себе ни на что не влияет, а только бессмысленно сопутствует каким-то другим важным природным процессам; а также запрещает создавать «объяснительные монстры» — такой методологический термин, «чудовища» — гипотеза о специальных причинах, созданных природой исключительно для того, чтобы чем-либо помешать нормальному ходу природного процесса. В психологии, к сожалению, об этом часто забывается. Существует много концепций, где субъективные переживания объявляются эпифеноменами — особенно здесь постарались бихевиористы и некоторые нейрофизиологи. Впрочем, ещё Томас Гоббс полагал что то, что мы осознаём, наши переживания — это всего лишь тень реальных материальных процессов. Правда, признавался: зачем они существуют — непонятно. А более чем за полторы тысячи лет до него стоики поясняли: наши чувства не влияют на ситуацию, они — только иллюзия. Так собака, привязанная к телеге, радуется, когда телега едет туда, куда ей хочется, и грустит, когда она едет не туда, — но сделать ничего не может. Мы способны лишь изменить наше отношение к своим чувствам и научиться стоически относиться ко всему. Как говорил Марк Аврелий: «Измени отношение к вещам, которые тебя беспокоят, и ты будешь от них в безопасности». Такая позиция психотерапевтически обоснована. Но из этого никак не следует, что осознанность — всего лишь побочное следствие каких-то иных процессов. Мы в теории должны объяснить не только то, что делает сознание, но и зачем. Какая-то часть информации маркируется осознанностью. Не может быть, чтобы осознанность ни на что не влияла — это следует из принципа простоты. Тем более опасно предполагать существование процессов, которые вообще ничего не делают, только мешают. Афористично выразился Эйнштейн: «Бог изощрён, но не злонамерен». Это его изречение даже высечено на камине в Принстонском университете. Природа логически стройна и не создаёт помех ради них самих, а в психологии такие помехи, созданные в воображении учёных, постулируются достаточно часто. То гипотетически постулируется существование ограниченных ресурсов, не позволяющих перерабатывать большой объём информации, то сенсорного шума, снижающего нашу сенсорную чувствительность, и т.д. Рассуждения выглядят примерно так: почему ресурсы ограничены? Ну да как же! Ресурсы всегда ограничены, это, мол, даже объяснять не надо. Значит, монстр! Если какая-нибудь задача человеком не решается, то у него не хватает ресурсов для её решения. Это ниоткуда не следует! Почему существуют сенсорные шумы? Ну как же, при передаче любого сигнала по каналу связи в этом канале всегда присутствуют помехи — об этом даже теорема Шеннона есть — значит, и в сенсорном канале есть помехи. Правда, у Шеннона есть ещё и другая теорема — для случая, когда помехи малы, и ими можно пренебречь. Для примера рассмотрим, как объясняется в психологии забывание. Один из вариантов объяснения, весьма популярный в бихевиоризме: вводится представление о самоисчезающем следе памяти и тем самым постулируется существование специального физиологического механизма, предназначенного исключительно для уничтожения записей в памяти. Никакого иного значения у этого механизма не предполагается, просто след в памяти со временем разрушается. Ну, основной аргумент понятен — всё со временем разрушается. Для представления о том, как это происходит, возникают ничем не обоснованные гипотезы, например, информация хранится в циркуляции импульсной активности по замкнутым нейронным цепям. Бегает, мол, активность по электрической цепи и, естественно, постепенно затухает. Эта гипотеза сохраняется. Её продолжают излагать в учебниках, оговариваясь, что на основании фактов участие таких процессов в механизмах памяти многими авторами полностью отрицается, а экспериментальные данные в пользу такого механизма памяти отсутствуют, но — пишут! Предположение о саморазрушающемся следе при всей своей популярности ничего не объясняет. Почему мы иногда можем вспомнить то, что до этого вспомнить не удавалось? Если след разрушился, то почему вдруг снова возник? Почему что-то мы способны помнить всю жизнь? Почему мы можем узнать то, что не способны воспроизвести? Почему в гипнозе человек способен вспомнить то, о чём забудет по выходе из своего состояния гипнотического транса? Почему существуют люди с феноменальной памятью, способные помнить всё — у них что, не разрушаются следы? Но почему?.. Одни вопросы — и не слишком внятные ответы. Другой вариант объяснения забывания исходит из того, что фиксация следа в памяти происходит мгновенно и навсегда. Алексей Николаевич Леонтьев так и говорил: «Раз след образовался, то он существует. Следообразование — необратимый процесс. Однажды созданные следы вообще не могут исчезать». Но почему тогда мы забываем? А мы теряем путь к следу. Но снова никакой понятной логики, объясняющей, зачем этот процесс утраты пути к следу должен существовать — и опять, одни вопросы без понятных ответов! Почему при предъявлении ряда знаков для запоминания мы одни знаки способны воспроизвести, а другие знаки забываем? То есть, пути к следу теряются выборочно? Как решить тогда, что именно надо запомнить, а где потерять путь — и зачем? Если я утратил путь к следу, то при следующем предъявлении я не могу использовать ранее запомненное — как же тогда происходит заучивание, последовательно обеспечивающее всё лучшее воспроизведение? [БЕЗ_ЗВУКА] Существует и другая версия причин забывания. Два мнемических процесса, вызванных двумя разными заданиями, накладываются друг на друга, в результате чего возникает интерференция, т.е. взаимное угашение и торможение процессов. Любой человек сталкивался с ситуацией, когда он припоминал совсем не то, что собирался вспомнить — вот это, говорят, и есть интерференция, т.е. наложение одного воспоминания на другое. И так предполагают, что какие-то процессы зачем-то накладываются и ослабляют друг друга. Как это реально происходит — непонятно. Неизвестно, почему в одних случаях процессы накладываются, а в других — нет. Чаще всего описание интерференции выглядит так, как будто несколько информационных потоков конкурируют друг с другом за захват ограниченного пространства или ограниченных ресурсов. Но почему знаки накладываются, а не, скажем, просто стираются, как это происходит в компьютере? Непонятно. Ослабление процессов при наложении придумано только для того, чтобы объяснить возникающие в эксперименте трудности, и не предполагается, что такое ослабление годится хоть на что-нибудь полезное. Подобные рассуждения опасны даже не столько тем, что ничего не объясняют — ведь они лишь констатируют то, что мы и так наблюдаем в опыте — они опасны тем, что подрывают веру в логическую стройность природы, которая не создаёт помех ради них самих. Отказ от этой веры как раз и есть нарушение принципа простоты. Поразительно, но любители теории низкого уровня долго и бесплодно спорили, является ли забывание следствием угасания следов или следствием интерференции. Спор был тем интереснее, что обе стороны признавались в невозможности привести критический эксперимент, ведь нельзя создать ситуацию, когда человек не воспринимает никакой информации, т.е. когда заведомо отсутствует интерференция — и посмотреть, произойдёт ли в это время угасание следа. Равно как нельзя остановить время, чтобы точно утверждать, что решающий фактор забывания на стороне интерференции. Поскольку некоторые экспериментальные данные соответствовали одному подходу, некоторые — другому, хотя в целом ими не объяснялись, постольку всё чаще стали раздаваться голоса, что истина лежит где-то посередине. Появились теории, воплотившие эти ожидания. В них сконструировали просто очаровательных монстриков, сразу из двух заведомо шатких конструкций: мнемический след, мол, характеризуется двумя свойствами — силой, которая подвержена интерференции, и уязвимостью, которая приводит к спонтанному угасанию следа во времени. Сравните, Михаил Афанасьевич Булгаков в «Театральном романе» описывает своё представление о процессах забывания. Он пишет: «Удивительно устроена человеческая память! Кое-что вспоминаешь, прямо так и загорится перед глазами, а прочее раскрошилось, рассыпалось, и только одна труха и какой-то дождик в памяти». При сопоставлении с рассматриваемыми теориями теория Булгакова, если так можно сказать, о трёх типах следов в памяти, т.е. следов ярко стоящих перед глазами, раскрошенной трухе и дождике — на мой взгляд, теория Булгакова выигрывает. Она просто выполнена в более художественной форме, но при этом ещё и ничуть не хуже соответствует эмпирике. Ибо дождливость следа так же не подлежит непосредственному наблюдению, как и его уязвимость. [БЕЗ_ЗВУКА]
