[ЗАСТАВКА] [ЗАСТАВКА] [ЗАСТАВКА] Споры о банковской... о денежной политике, это были споры на темы очень прагматические, которые касались действительно реальной экономической политики. Но в рамках дискуссий на эти темы возникла и более общая проблема. Проблема связанная с, так сказать, ядром теории классической политэкономии. Этот вопрос был достаточно чётко поставлен в самом начале XIX века французским экономистом Жаном Батистом Сэйем. Жан Батист Сэй был поклонником Адама Смита и всячески старался популяризировать идеи Смита во Франции. Что, надо сказать, во времена Наполеоновских войн было не очень обычным делом, и Сэй даже поплатился на какой-то период в своей карьере, был ограничен в возможности реализовывать свои таланты. Но, тем не менее, он настойчиво пропагандировал эти идеи, и в 1803 году издал трактат политической экономии, в котором попытался более доступно, и более просто, и более коротко изложить основные идеи классической политэкономии для Французской публики. За этот трактат его и хвалили, поскольку он действительно был более доходчив, и ругали, потому что всякая популяризация, конечно, что-то теряет по сравнению с исходными идеями. Но мы не будем сейчас вдаваться в эти подробности, поскольку нас интересует только один пункт в этом трактате. Жан Батист Сэй написал уже в первом издании, в последующих развивал эту тему, что «общий спрос на продукты всегда равен сумме имеющихся продуктов». И далее он писал: «Нельзя представить, чтобы продукты труда всей нации стали когда либо избыточными, если один товар даёт средства для покупки другого». Вдумаемся. «Общий спрос на продукты всегда равен сумме имеющихся продуктов». Это высказывание потом стали в упрощённом виде трактовать как мысль о том, что предложение, имеющиеся продукты, само создаёт себе спрос. То есть предложение само создает себе спрос. Эта мысль стала называться законом рынков или законом Сэя. Эта мысль на самом деле вытекает, действительно, из Адама Смита. Вспомним формулу цены годового продукта Адама Смита. Это сумма доходов заработной платы, прибыли и ренты. И это выражение, это равенство можно легко истолковать как соотношение между совокупным предложением и совокупным спросом. Действительно, годовой продукт — это ни что иное, как совокупное предложение. А сумма доходов — это совокупный спрос. Собственно об этом и писал Сэй. Это равные величины. Утверждение, с одной стороны, почти тривиальное, исходя из этой формулы, но с другой стороны довольно странное. Вдумаемся. Что есть главная проблема для любого коммерсанта? Это найти спрос на свою продукцию. То есть проблема соотнесения спроса и предложения, это важнейшая, и всегда проблемная задача для экономического агента. А здесь утверждается, что совокупное предложение равно совокупному спросу, и никаких проблем вроде бы возникать не должно. На самом деле, здесь есть одна, конечно, одно важное различие. Обычный коммерсант действует на частичном рынке, на отдельном рынке, в то время как Сэй говорит о совокупном спросе и совокупном предложении. Есть разница, потому что на отдельном рынке, понятно, что производитель производит свой товар, а сколько нужно покупателю этого товара он знать не может, это другие люди, которые принимают другие решения, и здесь нет никакой априорной согласованности. На макроуровне, действительно, и спрос, и предложение, проистекают из одного источника — из общественного продукта. Это две ипостаси общественного продукта. Если мы, конечно, исходим из того, что это рыночная экономика, в которой каждый производитель производит для продажи и от своего дохода удовлетворяет свои потребности. При этих предпосылках, да, действительно, общественный продукт есть и спрос, и предложение. Но, тем не менее, утверждение это довольно-таки странное всё-таки. Как это может быть, чтобы спрос и предложение совпадали? Ну дело в том, что мы должны вспомнить, что классическая политэкономия имела дело с равновесными состояниями, с естественными ценами. И если мы про это вспомним, то тогда, конечно, мысль Сэя становится почти тривиальной. И поскольку она вот так хорошо вписывалась в контекст классической политэкономии, то закон Сэя довольно быстро занял своё, так сказать, твёрдое место в каноне классической политэкономии. Его поддержал Рикардо, Джон Стюарт Милль, а ещё раньше отец Джона Стюарта Милля — Джеймс Милль — фактически, независимо от Сэя тоже сформулировал некое подобное утверждение. То есть это стало частью канона классической политэкономии. И всё было бы хорошо, если бы из этого канона не вытекал вывод о том, что общие кризисы перепроизводства невозможны. Но дело то в том, что кризисы эти были неким фактом. Правда не во времена публикации первого издания трактата Сэя, а чуть позже, с 20-х годов XIX века каждые 9, 10, 11 лет происходили как раз общие кризисы перепроизводства. И стало очевидно, что между теорией и жизнью возник какой-то зазор. И, естественно, возникли попытки объяснить этот зазор. Объяснить, почему происходят кризисы. И здесь мы находим уже знакомую нам фигуру, фигуру Томаса Мальтуса. Мальтус отталкивался тоже от Адама Смита. И мы должны вспомнить, что у Адама Смита была и ещё одна мысль наряду вот с утверждением о равенстве годового продукта сумме доходов. У него была мысль о том, что нужно различать валовой доход и чистый доход. Вот чистый доход — это действительно сумма доходов, а валовой доход включает ну то, что мы можем назвать: амортизацию или обновление запасов и так далее. То есть есть некий добавок к чистому доходу. И Мальтус как раз, правда, на более частных примерах, нам объясняет, что с учётом этого обстоятельства совокупное предложение как бы больше, чем совокупный спрос, и просто увеличивая доходы, скажем, увеличивая доходы рабочих в два раза, мы не решим проблему реализации всего общественного продукта, потому что рабочие производят продукты больше, чем им платится заработной платы. И кто будет покупать этот остаток продукта? То есть у Мальтуса появляется проблема, что общественный продукт, производимый вот в этой капиталистической рыночной экономике не имеет достаточного спроса, не может быть полностью реализован, и, следовательно, кризисы попросту говоря неизбежны. Как быть? Мальтус предлагает свой... своё решение этой проблемы. Он говорит о том, что нужно обратить внимание на те слои общества, которые продукты не производят, а доходы имеют. Скажем, аристократия земельная или те же священнослужители, к категории которых относился и сам Мальтус. Он полагал, что нужно способствовать росту доходов этих категорий людей, которых он назвал «третьими лицами», и тогда проблема реализации будет, ну если не решена, то, по крайней мере, смягчена. Аргумент Мальтуса вызвал серьёзные возражения у современников, у того же Рикардо. Потому что, что такое доходы этих «третьих лиц»? Ведь они получаются в результате перераспределения доходов. Либо через бюджет, либо через какие-то взносы, скажем, священнослужителям, церквям, там, и прочее. Как это может повлиять на увеличение совокупного спроса, если просто деньги одних агентов будут передаваться другим агентам? Объяснение было, повторяю, не очень убедительно и вызвало возражения. Но проблема то оставалась, проблема кризиса. Появилось ещё одно объяснение, которое принадлежало швейцарскому экономисту Симону де Сисмонди. В отличие от Мальтуса он не симпатизировал аристократии, наоборот, он был таким идеологом мелкой буржуазии, но тоже выступил критиком Сэя, но с несколько других позиций, как вот такой мелкий буржуа, он очень боялся конкуренции рыночной и полагал, что именно рыночная конкуренция создает проблему. И его довод заключался в том, что растущая конкуренция снижает цены и доходы, поэтому новый доход, являющийся результатом удешевления продуктов, должен быть меньше нового производства. То есть доходы отстают от производства, и поэтому нельзя выкупить весь продукт. Этот аргумент тоже вызывал большие сомнения, потому что, как мы уже говорили, классическая политэкономия исходила из равновесного состояния, а здесь явно предполагалось состояние неравновесия, то есть некие временные эффекты, от которых теоретики того времени просто отвлекались, не принимали их во внимание в своей теории. Поэтому и теория Симона де Сисмонди не была общепринятой, скажем так. Но у Сисмонди было ещё важное положение. Он полагал, что единственным спасением для такой экономической системы, которая сложилась, является экспансия на внешний рынок. Вот если нам не хватает спроса внутри страны, то экспансия решает проблему. Надо сказать, что и этот аргумент с точки зрения теоретической был слабым, поскольку, конечно, идея о том, что мы ограничиваемся в анализе, как правило, национальной экономикой, он имеет... он нёс в себе элемент условности. Понятно, что его можно снять, но тогда возникает вопрос, как быть в этом расширенном пространстве экономического действия, там будут те же самые проблемы, просто откладываем проблему, так сказать, на потом, её так и не решив. Но, тем не менее, ситуация, которая сложилась в этот... в экономической теории в середине XIX века была ровно такая. Наблюдались реально кризисы, теория общепринятая не могла их объяснить, и были некоторые объяснения этих кризисов, которые логически, теоретически казались слабыми. Вот такая вот сложилась проблема. Собственно, проблемы было две. Одна проблема — это, как её стали называть, проблема реализации, а именно способен ли капитализм обеспечить себе рынок? Вторая проблема — это, собственно, проблема кризисов. Как они возникают, отчего возникают. Вот это следующий пункт, с которым нам предстоит разобраться. [ЗАСТАВКА] [ЗАСТАВКА] [ЗАСТАВКА]
