[ЗАСТАВКА] [ЗАСТАВКА] [ЗАСТАВКА] [ЗАСТАВКА] Мы только что говорили о том, что для Смита важен экономический рост. И этот экономический рост проявляется в том, что с каждым годом общественный продукт становится больше и больше. Возникает вопрос, а что значит «общественный продукт становится больше»? Как мы можем судить о том, что он становится больше? И здесь возникает, может быть, самая сложная часть, здесь мы приступаем к самой сложной части, к самой сложной для восприятия части «Богатства народов» Адама Смита, поскольку Адам Смит действительно задумывается о том, как измерить рост продукта. Это непростая задача. Если бы у нас продукт состоял из какого-то одного вида продукции, ну, скажем, хлеб, зерно, то понятно, что если у вас был один мешок зерна, а стало два мешка зерна, вы можете сказать, что ваше богатство выросло в 2 раза. Если ваше богатство состоит из каких-то разных видов благ, там, предположим, есть хлеб и есть топор, то опять-таки, если увеличилось число мешков хлеба, которые у вас есть в запасе, и количество топоров, которыми вы владеете, вы тоже можете легко сказать, что ваше богатство возросло в 2 раза. Но как только не будет вот этого параллельного роста всех видов вашего имущества, то возникает вопрос: как вы будете измерять рост вашего богатства? Допустим, хлеба у вас столько же, сколько было, а топоров стало вдвое больше. Понятно, что ваше богатство выросло, но в какой мере? Здесь возникает вопрос соизмерения разнородных элементов богатства, то есть нам нужен некий коэффициент, которым бы мы измеряли топор в отношении к мешку хлеба, то есть некое общее мерило для всех товаров. Как мы будем это делать? Ну естественное предположение, что для этого могут послужить деньги. И Адам Смит ставит этот вопрос: можно ли эту проблему решить с помощью такого мерила как деньги? Как ни странно, его ответ скорее негативный. Смит пишет: «...ввиду колебаний стоимости золота и серебра одна и те же номинальная цена может иметь весьма различные стоимости», дальше он подчеркивает: «... лишь в определенное время и в определенном месте деньги представляют собою точное мерило действительной меновой стоимости товаров, но только в определенное время и в определенном месте». То есть если мы хотим измерить рост богатства страны в течение какого-то длительного промежутка времени, это мерило не подходит. И это не случайный вывод Смита. Еще в памяти была так называемая революция цен XVI века, когда цены выросли во много раз за короткий промежуток времени. Выросли потому, что в Европу нахлынуло золото и серебро из Америки, и все мерила, так сказать, мерило не сработало. Как вы будете измерять длину, если у вас сегодня метр, так сказать, высотой в человеческий рост, а завтра в половину этого человеческого роста? Это будет совершенно непонятно, что вы будете измерять и как. Адам Смит задается вопросом: а что взамен может служить мерилом? И ответ, на первый взгляд, довольно странный — труд. Труд — мерило. Это требует некого пояснения, и Смит делает это пояснения, оно как бы двоякое. Первое, более общее, такое философское: «Труд был первой ценой..., которая была уплачена за все предметы. Не на золото или серебро, а только на труд первоначально были приобретены все богатства мира». Это такой общий ответ на этот вопрос. Но есть и более конкретный ответ на этот вопрос совсем другого свойства. Смит далее пишет: «Во все времена и на всех местах одинаковые количества труда имели всегда одинаковую ценность для рабочего. При обычном состоянии своего здоровья, силы и способностей, при обычной степени искусства и ловкости, он всегда должен пожертвовать той же самой долей своего досуга, своей свободы и спокойствия. И цена, которую он уплачивает, всегда остается неизменной, каково бы ни было количество товаров, которое он получает в обмен за свой труд». Вот здесь явно Смит апеллирует к тому, что некое количество, стандартное количество рабочего времени, которое приходится тратить человеку, ну, скажем там, 10-часовой рабочий день, он 10-часовой рабочий день для человека любой эпохи, это понятная вещь. И если мы сможем зафиксировать эти 10 часов как некое мерило, то оно будет работать и на длительных промежутках времени. Вот эта мысль присутствует у Смита, и эту мысль он пытается реализовать вот для своей задачи измерения богатства. Здесь, правда, нужен один маленькое такое отступление и комментарий, которое связано с Марксом. Когда Маркс читал этот текст Смита, он сделал такую реплику: «Да будешь трудиться в поте лица своего! — таково было проклятие, обращенное на Адама. И Адам Смит рассматривает труд как проклятие». То есть Смит здесь обратил внимание, что труд для... то есть Маркс обратил внимание на то, что труд для Смита — это тягость некая, это проклятие, в этом и в этом смысле оно работает, в то время как для Маркса это не было очевидным, он мечтал о том, чтобы труд стал творческим и приносил радость тому, кто им занимается. У Смита это исключено. Ну если мы как бы пока оставим за скобками такое замечание Маркса, то я думаю, что мысль Смита в общем понятна. Остается другой более практический вопрос: а как же трудом можно что-то мерить? Труд имеет какую меру? Ну, время, которое мы тратим на то труд. Но можно ли непосредственно временем, так сказать, воспользоваться? Нет — ответ. И Смит дает совершенно однозначное «нет», потому что разные работники имеют разную ловкость, разные умения, и что же получится? По какому работнику мы будем это мерить? Да и сложность труда может быть разной в разных профессиях, требует разного времени для обучения и так далее. Значит, речь идет о другом, что труд можно использовать только косвенно, и тогда ответ становится более понятным. Значит, здесь мы берем труд в качестве... то есть труд берем через его оплату, через заработную плату, то есть единицу труда меряем заработной платой. В заработной плате уже учитывается, естественно, какой труд более интенсивный, какой менее интенсивный, какой более сложный, какой менее сложный. И тогда возникает другой вопрос, особенно в те времена, да и в наше время иногда заработная плата не всегда бывает денежной. В те времена довольно часто она была натуральной. И возникает вопрос: какой заработной платой мы будем использоваться в качестве единицы богатства? Здесь ответ Смита тоже очень интересный. Он как бы говорит, что на этот вопрос нужно отвечать в зависимости от обстоятельств и потребностей, это как бы зависит от задачи. Для продолжительных периодов времени лучше заработная плата в хлебе, в зерне, «равные количества зерна скорее сохранят в отдаленные друг от друга эпохи одну и ту же действительную стоимость или будут давать возможность его обладателю купить или получить в свое распоряжение приблизительно то же самое количество труда других людей». А вот для коротких периодов иначе. Здесь можно воспользоваться денежной заработной платой. «... от одного года к другому серебро представляется лучшим мерилом, чем хлеб, потому что одинаковые количества серебра скорее могут быть обменены на одинаковое количество труда». Ну понятно, урожаи год от года сильно могут варьировать, и, соответственно, цена хлеба может быстро, так сказать, сильно меняться от года к году. Но в среднем она будет более устойчива как такой измеритель. Так что здесь вот Смит переходит на прагматическую позицию, говоря о том, как измерять, какую единицу богатства лучше использовать. Остается еще один вопрос: что значит «мы берем цену труда», равно как и цену любого товара впрочем, ведь цены-то все время колеблются, они непостоянны? И вот этот вопрос, собственно, ответ Смита не был новым. Уже многие его предшественники задумывались об этом. У Уильяма Петти есть разграничение «естественных» и «политических» цен. Он считал, что, собственно, рыночные цены повседневные, которые мы наблюдаем, они вот как раз «политические», потому что там есть монополия, одна сторона давит на другую, заставляет, так сказать, купить или продать по интересующей эту сторону цене. Поэтому в отличие от этой «политической» цены есть некая «естественная», правильная цена. И Петти, собственно, когда ссылался на какие-то соотношения важные, он имел в виду именно эту «естественную» цену, правда, не объясняя как ее измерить. Ближе к цели был французский экономист Буагильбер, он работал в начале XVIII века, и у него появляется очень интересное понятие «пропорциональной» цены. И эта «пропорциональная» цена означает, что дело не просто в том, что цены колеблются вокруг какого-то среднего состояния, а то, что лишь некоторые цены позволяют всем участникам общественного производства, так сказать, воспроизводить свою деятельность в прежнем виде нормально, без убытков и разорений и прочее. То есть не любая цена обеспечивает такого рода условие. То есть есть некие пропорциональные цены, в отличие от рыночных меняющихся цен, которые часто не дают такого результата. Нечто похожее мы можем найти и у уже известного нам автора Кантильона, который работал позже и Петти, и Буагильбера. И вот всю цепочку предшественников Смит, естественно, воспринимает, и он тоже пользуется понятием «естественные» цены, как и Петти, и противопоставляет их ценам «рыночным», подчеркивая, что «рыночные» цены действительно постоянно колеблются, но они колеблются вокруг некой точки равновесия, центра колебаний, или даже центра гравитации, как иногда говорят. И вот этот центр гравитации, центр колебаний и есть «естественная» цена товара. То есть это цена, как мы сегодня скажем, равновесия или равновесная цена. И именно равновесные цены Смит всегда имеет в виду, когда он говорит вот о своей теории. Теория классической политэкономии — это теория равновесных цен, равновесных состояний в экономической системе. Это важно понять, и к этому мы будем неоднократно еще возвращаться в наших лекциях. [ЗАСТАВКА] [ЗАСТАВКА] [ЗАСТАВКА] [ЗАСТАВКА]
