Итак, давайте посмотрим, как выглядит то, что многие современники этого процесса, — а уж потом и исследователи этого славного периода склонны называть прологом мировой пролетарской революции. Можно оспаривать этот термин как слишком такой претенциозный, но факт остается фактом. Напомню, что на предшествующем этапе мировое социал-демократическое движение — очень мощное, очень авторитетное накануне Первой мировой войны, в некоторых странах становившееся частью избирательного процесса и занимавшее определенные позиции в парламентах, немногочисленных, но все-таки некоторых европейских стран, — войной оказалось раздроблено, расколото и большевики как наиболее радикальная часть этого движения, потребовавшая превратить империалистическую войну в войну гражданскую, национальную и после своей победы, теперь уже в Советской России не оставили своих планов трансформации всего мирового порядка ради достижения своей главной задачи, главной цели: осуществления мировой пролетарской революции. Как мы хорошо понимаем, для таких целей всегда полезно иметь не только идеологическую программу, но и движущие силы, реальных бойцов, которые эту пролетарскую революцию могли бы совершить. Для координации действий подобных сил, — а ими, по замыслу прежде всего большевиков, должны были стать национальные коммунистические организации, как бы они ни назывались, какой бы формат они не имели, — было решено создать такой штаб, который, в четком продолжении традиции социал-демократического движения, получил название Третий Интернационал. Вот, с тех самых времен, с середины XIX столетия, когда был создан Первый Интернационал, мы видим теперь продолжение этой традиции и Третий Коммунистический Интернационал, получивший название Коминтерн в конечном счете и так и оставшийся в истории под своим главным, основным названием, проводит свой первый конгресс в 1919 году, весной 1919 года, когда все еще очень зыбко и хлипко и уж точно нельзя мечтать о том, что мировая революция на подъеме, но некоторые надежды на это уже возникают. Мы видим здесь участников Первого конгресса Коминтерна, почти все они были впоследствии истреблены самой же революцией, и вот классическая фотография Ульянова Ленина и Максима Горького — это, пожалуй, единственное, что остается от первоначального фото, на котором участники этого конгресса присутствовали. Ожидания участников конгресса были колоссальными. В качестве формального доказательства посмотрите на замечательный проект: это пробник купюр советского государства, которые не пошли в ход, но были созданы под воздействием такого политического заказа. Если вы внимательно присмотритесь к надписям на этой купюре, вы увидите, что там присутствует и китайский язык, и персидский и уж точно западноевропейские основные, поскольку в самом ближайшем времени эти деньги должны были быть использованы в среде революционеров и в странах, где пролетарская революция должна была неминуемо победить. Поэтому они должны быть понятны, эти надписи, всем братьям по классу, тем, кто эту пролетарскую революцию будет дальше развивать и обогащать новым содержанием. Откуда взялись такие очень амбициозные, очень большие ожидания? Дело в том, что на общей демократической волне послевоенного переустройства мира, — а она, прежде всего, касалась европейских государств, главным образом, центральноевропейских стран и восточноевропейских территорий, где выстраивалась совершенно новая государственность после распада Австро-Венгрии, расчленения Германии, — ожидания, как я уже сказал, многих-многих народов были колоссальны. Революционные события в Германии, закончившиеся неудачей, но в основе своей имевшие усилия так называемой Группы Спартака, где немецкие коммунисты, возглавляемые в то время Карлом Либкнехтом и Розой Люксембург, попытались воссоздать, повторить опыт большевиков, той успешной конструкции, которую они осуществили в России. Но им это не удалось сделать и в результате гибели многих коммунистов и отступления Германской революции мы видим создание новой Германии, так называемой Веймарской республики. Похожие попытки были предприняты в Венгрии, бывшей части огромной Австро-Венгерской монархии, империи Австро-Венгерской, где тоже попытки осуществления социалистической, по сути, революции окончились ничем. Все это 1919 год и надо сказать, что по аналогии с Польшей, о которой мы уже говорили, во многом эти неудачи могут быть объяснены еще и тем, что национальные интересы у многих народов превалировали над классовыми и очень серьезная работа, мобилизационная работа и Коминтерна, и национальных коммунистических партий, — она не могла быть достаточной в сравнении с теми ожиданиями, с теми чаяниями, которые испытывали эти новые государства, народы, населявшие эти новые, по сути еще не созданные, но уже планировавшиеся, уже проглядывавшиеся в перспективе государства. В качестве примера того, как действовал Коминтерн и кого он мог заинтересовать своими планами, стратегией развития, призывами, лозунгами, поглядим на документ: это мандат сотрудника Коминтерна, человека из далекой Юго-Восточной Азии по имени Нгуен Ай-Квак. Мы все его знаем не только потому, что памятник ему стоит около станции метро Академическая в Москве, а потому, что впоследствии этот аннамит, человек из Аннама, французской колонии Юго-Восточной Азии, становится не только национальным лидером вьетнамского народа, — так теперь станут называть аннамитов, но и своеобразным символом победы народов колониального мира над угнетателями. Это придет позже, а пока Нгуен Ай-Квак, в перспективе Хо Ши Мин из члена французской социалистической партии, после того как он пытался безуспешно пролоббировать интересы собственного народа в кулуарах Парижской мирной конференции, становится членом Коммунистической партии Франции, ее же представителем в Коминтерне и работает уже теперь в Коминтерне в Москве. Наш великий соотечественник Осип Мандельштам в качестве корреспондента "Известий" даже берет у него интервью и помещает его в газете: "Беседа с коминтернщиком". Коминтерн — не единственный орган, который задумывается о переустройстве, достаточно революционном переустройстве послевоенного мира. Многие проблемы, как мы с вами помним, оказались не решены, да и не могли быть решены на Парижской мирной конференции и поэтому уже в 1921 году ей вдогонку Соединенные Штаты Америки, так и не вступившие, как мы с вами помним, в Лигу Наций, не подписавшие Версальский договор, проводят Вашингтонскую конференцию, на которой впервые ставится вопрос о попытках, о предложении о разоружении и решается судьба в большой степени того колоссального региона, который пока до конца еще не очень понятен европейцам, хотя большая часть европейских метрополий имеет там колонии, поскольку в этом регионе начинается тоже революционное брожение. Это то, что сегодня принято называть Азиатско-Тихоокеанский регион. Вашингтонская конференция впервые уравнивает военно-морские флоты Соединенных Штатов и Великобритании, — беспрецедентная ситуация, никогда раньше не существовавшая в системе расстановки сил на международной арене. До уровня, немножечко не такого высокого, как эти две великих державы, позволено встать на чуть более низкую ступеньку императорской Японии, что сыграет колоссальное значение в последующих событиях. Ну и, конечно же, учитываются интересы и возможности еще двух членов Совета Лиги Наций, ведущих держав европейского региона: Италии и Франции. Но кроме всего прочего на Вашингтонской конференции, как я уже сказал, обсуждаются судьбы азиатских территорий и у Японии существенно понижаются возможности распорядиться тем наследием, которое по первоначальному замыслу ей полагалось получить как преемнице Германии в этом регионе. Не меньшее значение имеет и урегулирование экономических взаимоотношений, экономических споров, которые, естественно, оставила в наследство Первая мировая война. И вот на этом направлении Советская Россия начинает существенно выправлять свое положение. Речь уже не идет ни о каком санитарном кордоне. В Советской России пытаются вступать в диалог, это, по сути, вновь открывает наряду с международными, скажем так, военно-политическими переговорами, еще и страницу экономических переговоров. Генуэзская конференция, на которой советская делегация, — она все еще "советская", хотя СССР уже намечен, создание СССР, но он еще пока не создан, поэтому мы говорим о не "российской", а "советской" делегации, — возглавляемая преемником Троцкого наркомом Чичериным, выступает достаточно убедительно, но не имеет возможности довести до конца дело о решении экономических противоречий, хотя эта конференция становится началом нового процесса, очень важного и очень перспективного. В рамках Генуэзской конференции, в маленьком местечке Рапалло советская делегация, вначале в формате тайных переговоров, а потом уже официально осуществляет своеобразный дипломатический прорыв, установив отношения и достигнув договоренности с другим обделенным участником в системе международных отношений, с Германией. И рапалльские договоренности между Советской Россией и Германией становятся основой того, что в дальнейшем станет довольно долгим периодом очень масштабных, совсем не только экономических, как принято чаще всего упоминать, отношений между этими двумя странами. Вот здесь вы видите курсантов одной из многочисленных военных школ, поскольку Германия, максимально используя появляющиеся возможности, начинает в очень значительных количествах и очень интенсивно готовить свою армию, не имея официальных для того возможностей на территории собственной страны в соответствии с Версальским договором и всеми ограничениями, которые наложены на это государство. Советская Россия, чуть позже — Советский Союз становится аутсорсингом, если мы можем употребить современный термин, для Германии и вплоть до начала 1930-х годов это сотрудничество становится очень важным направлением и очень тревожным для многих направлением в новой системе международных отношений, которая складывается в межвоенный период. Как мы видим на этом традиционном плакате советском, СССР и Германия — не только партнеры, они еще клеймят и возмущаются позицией "панской" Польши, недавнего врага, одержавшего убедительную победу в войне, которая препятствует сотрудничеству этих двух держав. О том, как развивались события на других направлениях, мы поговорим в следующей нашей части.
