Когда мы говорим о генеральной линии в развитии взаимоотношений в рамках Холодной войны, мы, в первую очередь, как мы уже не раз убеждались в этом, должны иметь советско-американские отношения. И, имея их в виду не только как межгосударственные отношения, но и очень сложный процесс подготовки выработки конкретных позиций в специальных, очень высокопрофессиональных переговорах, направленных на ограничение, сокращения самых разных видов вооружений, о стремлении двух стран избежать самой большой опасности — ввязывания в ядерную войну. И этот процесс на предшествующем этапе, как я уже упоминал, конечно, ассоциировался с встречами на высшем уровне, но, прежде всего, это был процесс, подготавливаемый профессионалами, дипломатами, военными специалистами, консультантами-экспертами. А вот на этом новом этапе, при появлении нового руководства и во главе Соединенных Штатов и в СССР, огромное значение приобретает лично фактор участия самих лидеров, которые подчас, опережая мнения экспертов, предлагают какие-то вещи, — конечно не спонтанно, не экспромтом, но, все-таки, больше доверяя каким-то чувствам, чем проработкам, предварительно сделанным. И в этом отношении 1985-1986 года становятся временем, когда, во-первых, происходит знакомство, — первое настоящее знакомство лидеров двух крупнейших держав современности, лидеров двух блоков: Горбачева и Рейгана. И, хотя, такая встреча, как встреча в Рейкьявике, — вот здесь мы и можем увидеть такую символическую картину, показывающую подтверждающий принцип, провозглашенный как раз Рональдом Рейганом, когда он говорил чуть позже о том, что "отношения теперь мы строим на доверии, но, используя русские поговорки "доверяй, но проверяй". И Рейкьявик дает точку отсчета, демонстрирующую, что руководство обеих стран готово к пересмотру прежних позиций. Нет пока еще никакого отказа от стратегической оборонной инициативы со стороны США, нет никакой готовности полной Советского Союза по отношению к ракетам в Европе. Идут параллельно четыре разных, но тесно связанных процесса переговорных по разным видам вооружений, по разной, так сказать, стратегии контроля над ними. И это все происходит на фоне очень серьезных перемен внутри СССР и к этому, в первую очередь, присматриваются все в мире, потому что СССР неожиданно становится страной довольно открытой, ну не до конца, конечно, но неизмеримо более открытой, чем прежде, идущей на диалог. Многие даже видят в этом стремление к какому-то компромиссу, но пока об этом по-настоящему речь еще не идет. И испытывающая очень большое внутреннее напряжение страна, которая на любом почти направлении демонстрирует пока еще способность справляться с трудностями, но число этих трудностей нарастает лавинообразно. Прежде всего следует помнить о том, что 1986 год — это год страшной Чернобыльской аварии. При сегодняшней популярности этой темы благодаря известному сериалу, Чернобыль становится не просто событием, по сути, подтверждавшем самые ужасные ожидания, которые существовали в отношении "ядерной зимы", последствия ядерных атак и так далее. Он демонстрирует всему миру, не только в СССР, абсолютную незащищенность, неспособность человечества справляться с той силой, которой она вроде бы как-то пытается контролировать. А это еще только "мирный" атом. Вот эти страшные кадры брошенной, складированной на специальных площадках техники, которая никогда не может быть теперь больше использована, побывав на площадках Чернобыля, показывают, что человечество не просто уязвимо, даже сверхуязвимо, но оно не только способно уничтожить само себя, если оно применяет этот "атом" бесконтрольно, но ему надо задумываться над тем, что нету никаких ограничений, никакие союзные объединения, никакие политические сообщества не защитят никакую из сторон в случае известных событий. И эта атмосфера, с одной стороны, — страха, с другой стороны, — стремления как-то мобилизоваться внутри, — это очень важная составляющая той, в целом, международной обстановки, которая характеризует середину 80-х годов в мире. Это не только события в СССР, а гораздо более масштабная перемена, которая, повторяю, теперь характеризует политические действия, военно-технические усилия и многое другое, осуществляемые всеми без исключения государствами: большими и малыми, сильными и слабыми. Вот здесь такая символическая картинка всей пресной воды на планете, которая у нас есть, в нашем распоряжении. И проблема защиты окружающей среды именно в это время становится таким, знаете, "козырем" для того, чтобы новые политические силы в целом ряде стран, прежде всего, европейских, приходили к власти как парламентские партии, укреплялись во власти. Короче говоря, осознание: пока еще термин не присутствует по-настоящему в политической практике — "глобализм", "глобализация". Но вот осознание себя каким-то большим единым сообществом очень в большой степени формируется как раз в первой половине 80-х годов, в середине 80-х годов. А Советский Союз, заявляя о своих неизменных принципах и, вместе с тем, ведя речь о необходимости переговоров, новых компромиссов, поиска путей выхода из различных тупиковых ситуаций на международной арене, в двухсторонних отношениях, между тем, демонстрирует удивительную и неожиданную для всех слабость. Потому что вот ровно в это же самое время происходит знаменитый прорыв 19-летнего западно-германского, как его называют в советской прессе, — "молокасоса", который, вопреки всем, только что вот упоминали мы с вами о колоссальной военно-технической конструкции в оборонном потенциале страны. Так вот, презрев все эти системы, которые призваны гарантированно защитить завоевания социализма, садиться на своем маленьком самолете ССС на Васильевский спуск у Красной площади. Это, между прочим, влечет за собой колоссальные последствия для советского истеблишмента, потому что меняется целая череда не только военных начальников, включая Министра Обороны, но и демонстрирует всему миру, что декларируемый потенциал, заявленные какие-то амбиции не только у СССР, легко опровергаются вполне малыми силами и, в принципе, в любой ситуации может появиться такой вот энтузиаст. Многие говорят, что это провокация, но можно об этом долго спорить, — которая опровергнет значимость уже сделанных усилий и подвергнет сомнению того, а как вообще стоит выстраивать отношения на этом очень важном направлении: создания оборонного щита, выстраивание такой вот серьезной стратегии оборонительно-наступательной и прочее. Михаил Сергеевич Горбачев в это время на внутреннем фронте очень интенсивно использует этот период и не только декларирует новый принцип, говоря о новом политическом мышлении, но достаточно успешно подготавливает почву для углубления того, что теперь называется во всеуслышание "перестройка и гласность". Для того, чтобы эту линию во внутренней политике, да и не только во внутренней политике, — и во внешней политике тоже, углублять, развивать, делать ее приоритетной, испытывая при этом серьезное противодействие со стороны партноменклатуры и других оппозиционных сил. О том, как развиваются отношения вот после произошедших событий, мы поговорим в следующей нашей части.
